Канадское общественное мнение в середине XIX века об аннексии Канады Соединенными Штатами

Неискушенный взгляд на историю американского континента первой половины XIX века оставляет у наблюдателя вопрос: почему Канада в 1830—1840-е гг. не стала частью США?

Лежащая на поверхности ссылка на силу Великобритании и заинтересованность Соединенных Штатов в укреплении двусторонних отношений не развеивает сомнений. В те годы присоединился к США Техас. Чуть позже Россия продала республике Аляску. Еще более естественной казалась многим современникам аннексия Британской Северной Америки с преобладающим англосаксонским населением. Более того, внимательное изучение документов того периода показывает, что даже ряд британских политиков считали «уход» Канады весьма вероятным, если не неизбежным. Видя неукротимое стремление американцев к новым землям, растущие симпатии к демократическим формам правления, а также понимая сосредоточенность Британской империи на восточных территориях (от Египта и черноморских проливов до Кавказа, Индии, Афганистана, Китая), эти люди рассчитывали лишь на воссоздание в Северной Америке европейского баланса сил. Лорд Грей в письме к губернатору Канады лорду Элджину летом 1848 года выразил надежду на то, что такой поворот хотя бы приведет к расколу США на два государства — северное (включающее северные штаты и Канаду) и южное: «Если [увеличение торговли США с Канадой] приведет в конце концов к отделению этих провинций от Британской империи, давайте надеяться, что это произойдет в результате дружественного соглашения, а не войны и сможет привести к разделению Союза: Британская Америка с частью северных штатов сформируют одну половину, а южные штаты — другую. Это был бы не такой уж плохой результат».1

Фоном этих дискуссий, помимо стремительного расширения территории Соединенных Штатов, был рост популярности в мире республиканских идей и американского примера государственного устройства (этот процесс шел «по нарастающей» по меньшей мере до 1848 года). В этой идейной атмосфере конституционный строй США казался гораздо привлекательнее британской имперской монархо-парламентской системы. Тем не менее эти планы не осуществились. Канада не вошла в состав США ни в первые десятилетия после восстаний 1837 г., ни позднее.

Для ответа на заданный в начале статьи вопрос недостаточно изучить ход восстаний в Нижней и Верхней Канаде в 1837—1838 гг. и меры Великобритании по предотвращению их повторения. Нельзя рассматривать события 1836—1838 гг. на североамериканском континенте изолированно одно от другого. По нашему убеждению, Северная Америка, во всяком случае англоязычная ее часть, представляла собой единство, в пограничных областях пересекавшееся и контактировавшее с другими культурно-политическими общностями, прежде всего с франко-канадской в Британской Северной Америке и испано-мексиканской в Техасе и Калифорнии. Восстания в Техасе 1836 г. и в Нижней и Верхней Канадах 1837—1838 гг. были вызваны сходными причинами и имели ряд общих черт, несмотря на очевидные различия.

Автор подробнейшей монографии об освободительном движении в Канаде В.А.Тишков2 не ставил своей целью подобный анализ. Его концепция освободительного движения основана на выявлении классовых предпосылок восстаний в Канаде, их развития и причин поражения. Нас же интересует вопрос о внешнеполитической ориентации канадцев.

Для канадской историографии характерна тенденция изолированного изучения событий в Верхней и Нижней Канадах, попытки их взаимосвязанного рассмотрения по сей день считаются новым словом в исторической науке.3

В наши задачи не входит комплексный сравнительный анализ причин восстаний второй половины 30-х годов XIX века на североамериканском континенте. Нам представляется важным поставить проблему общности и различий в идеологии этих выступлений.

Политически Северная Америка в исследуемый нами период была поделена между тремя государствами — Мексикой, США и Великобританией (оставим за скобками российскую, но слабо освоенную Аляску). Республиканская политическая культура и этнический «плавильный котел» США не допускали больших культурно-политических различий между отдельными группами населения. Английский язык доминировал, ассимилируя не только различные наречия прибывающих из Европы новых иммигрантов, но и языки больших групп неанглосаксонского населения, таких как франкоязычные кэйджуны в Луизиане. Сложнее обстояло дело в двух других государствах.

В Мексике к середине 30-х годов сформировалась многочисленная группа американских иммигрантов, осевших в Техасе, где они составляли большинство населения. Являясь меньшинством в масштабах Мексики, американцы ощущали свою чужеродность как в отношении языка, так и политической системы. С другой стороны, все их государственные и культурные институты, от суда присяжных до рабства, были близки к институтам США. Именно поэтому восстание поселенцев в 1836 г. было единодушно поддержано американским населением Техаса. Черта пролегла не только между различным отношением к социально-политическим вопросам, но и по линии культурно-языковой идентичности.

Аналогичный расклад наблюдался в Нижней Канаде, французское население которой не только настороженно относилось к британскому правлению, но и ощущало свою чуждость англосаксонскому окружению. «Восстание в Нижней Канаде выросло из политизированных этнических различий», — утверждает современный историк.4 В ходе восстаний 1837 г. именно Нижняя Канада стала ареной наиболее упорного сопротивления британской армии. Среди восставших практически не было перешедших на сторону властей. Со своей стороны «Америка… к 1830-м годам стала вдохновляющим фактором для создания франко-канадской республики, сопротивления колониальному управлению и в конечном итоге необходимости восстания против этого управления».5 Руководитель восстания в Нижней Канаде Л.-Ж. Папино считал Соединенные Штаты образцом для будущей франко-канадской республики.

Напротив, культура и политические институты Верхней Канады были достаточно близкими к культурным и государственным институтам не только США, но и собственной метрополии. С одной стороны (и именно на нее обращали внимание американские экспансионисты), это облегчало возможность объединения с Соединенными Штатами по техасскому образцу, но с другой — не создавало национального барьера между колонистами и Великобританией. Еще в 1833 году будущий руководитель восстания У.Л. Маккензи обращал внимание британских властей на то обстоятельство, что «народ Верхней Канады находится в постоянном контакте с гражданами Соединенных Штатов; они относятся к одной человеческой расе, говорят на одном языке… и они убеждены, что британская нация не хочет, чтобы они имели справедливую причину завидовать своим соседям».6 Угроза перейти из состава Британской империи в состав США постоянно использовалась канадскими реформистами и радикалами для давления на колониальные власти. Однако даже руководители радикалов не были уверены в том, что США являются меньшим из зол. Именно поэтому политические и социальные причины, побудившие к восстанию 1837 г., не смогли приобрести здесь национальных черт. Ряд руководителей восстания оказался в критический момент на стороне правительственных сил, мучительно выбирая между лояльностью империи и решимостью восстать.

Чем была Канада для Соединенных Штатов?

Для большинства северян-экспансионистов Канада была лишь еще одной колонией Великобритании, которая рано или поздно присоединится к великой американской республике. Хотя после войны 1812 года попытки вооруженного вторжения в Канаду не возобновлялись, планы ее аннексии путем покупки вынашивались на протяжении всего периода. Еще в 1830 году влиятельный американский политик Генри Дирборн излагал сенатору Дэниелу Уэбстеру идею покупки Канады за 100 млн долларов, описывая выгоды этой сделки для США: «Помимо окончательного решения всех больших проблем, о которых сейчас ведутся переговоры, это отдало бы нам все поставки в Вест- Индию, восстановило бы нашу торговлю с Англией лесом… с политической точки зрения — добавило бы восемь сенаторов с Севера и пропорциональное число представителей в нижней палате, поскольку вскоре были бы сформированы четыре новых штата — Нью-Брансуик, Новая Скотия, Нижняя и Верхняя Канады, а мы создали бы из них противовес растущим штатам северо-запада».7

Пример США создал мощное идеологическое поле для северных и южных соседей, в котором переплетались такие идеи, как республиканизм, демократия, экспансия, самоуправление, отличие (и несовместимость) американских институтов от европейских. Не последнее место в этом комплексе занимала идея будущего единства континента в рамках США. Американские переселенцы в Техасе и Канаде в значительной степени были носителями этой идеи. Любое политическое выступление в Северной Америке воспринималось мыслящими в этом контексте американскими радикалами как направленное к этой цели.

Во время восстания американских поселенцев в Техасе в середине 1830-х гг. (приведшего, как известно, к провозглашению независимости Техаса, а затем к его присоединению к

Соединенным Штатам) для американцев казалось очевидным, что Канада вот-вот последует примеру Республики Одинокой Звезды. В канадском восстании 1837—1838 гг. участвовали многие американские экспансионисты (люди того образца, который немного позже получит наименование «флибустьеров»).

Ряд политиков США выступал против аннексии Канады (из-за стремления сохранить добрые отношения с Великобританией или не допустить усиления позиций Севера во внутрисоюзном балансе сил), однако даже они признавали, что пытаются сдержать преобладающее стремление масс. Любопытно, что американские противники аннексии Техаса приводили «канадские» доводы. «Однажды Англия может погрузиться в свои внутренние проблемы, — пугал избирателей Пенсильвании лучший оратор вигов Д. Уэбстер осенью 1844 г., — а жители Севера могут захотеть аннексировать Канаду. У нас достаточно территории, мы достаточно счастливы… Разве не лучше всего было бы оставить их в покое?»8

Многие американцы, принимавшие участие в вооруженных экспедициях в Канаду в конце 1830-х годов, рассматривали восстания как проявление всемирной борьбы «республиканизма» и «самодержавия». На стороне республиканизма были, конечно же, канадские «патриоты» и их союзники, а на стороне «самодержавия» — чиновники Британской империи и лоялисты.9

Когда же правительство Соединенных Штатов не только не оказало военной помощи мятежникам в Британской Северной Америке, но и приняло меры по пресечению активности добровольцев в этом направлении, канадские революционеры обвинили его в предательстве не просто своих естественных союзников, но и дела торжества республиканизма. Действительно, возмущался один из участников рейдов на территорию Канады Эдвард Теллер, как можно было помогать техасским американцам в их выступлении против республиканской (!) Мексики и отказать в помощи канадцам, поднявшимся против «самодержавной» Британии?!10

Наконец, чем являлась Канада для самих канадцев? Это, пожалуй, самый сложный вопрос, вызывающий споры в сегодняшней канадской историографии. В рассматриваемый период значительную часть идеологии канадцы импортировали из Великобритании, США, в заметно меньшей степени (и преимущественно в Нижней Канаде) — из Франции. Именно рассуждая о степени влиятельности той или иной идеологии в канадском общественном сознании, и делали внешние наблюдатели выводы о дальнейшей судьбе страны. Однако уже в рассматриваемый период в собственно канадском дискурсе укрепилась идея об отличии Канады от США. Даже среди радикальных лидеров восстания не было убежденности в пользе объединения с южным соседом. Тот же У.Л. Маккензи писал 7 декабря 1829 г. будущему лидеру восстания в Нижней Канаде, соратнику Папино Джону Нельсону: «Соединенные со Штатами, мы отдали бы доходы наших морских портов на съедение конгрессу; их южные и северные генералы стали бы нашими; их проблемы рабства и огромные территории не добавили бы нам счастья; они не являются, подобно Великобритании, нашими естественными потребителями, и мы не стали бы потребителями для них. Именно поэтому, хотя я и восхищаюсь ими как народом, и я действительно восхищаюсь их национальным развитием, славой и успехом как доказательством практической применимости представительной системы правительства, я все же считаю, что наши колонии могут быть не менее счастливы отдельно от них».11

Еще более интересно проанализировать развитие отношения канадцев к южному соседу в течение десятилетия после поражения восстаний и ухода с политической авансцены радикальных лидеров. Рейды радикалов и их американских союзников через границу США продолжались еще несколько лет, однако американские власти в начале 1840-х годов предприняли меры против их организаций, так называемых «Охотничьих лож», угрожавших спровоцировать войну США с Великобританией с целью обеспечить военную помощь инсургентам.12

Доклад лорда Дарэма, содержавший анализ причин восстаний, включал, в частности, рекомендации по стимулированию создания канадской нации как противоядия от про-американского аннексионизма: «Если мы хотим предотвратить распространение их влияния (имеются в виду США. — И.К.), то это может быть сделано лишь путем складывания из североамериканских колонистов некоей собственной нации, путем превращения мелких и незначительных общин в общество, имеющее определенные признаки национальной значимости. Тем самым мы создадим страну, жители которой не захотят, чтобы она была поглощена другой, более мощной»13 Действительно, в 1840-е годы развитие Верхней Канады привело к более четкому осознанию жителями своих отличий от граждан Соединенных Штатов.

Настроения соотечественников особенно четко выражала канадская пресса. Во время англо-американского кризиса по вопросу об Орегоне либеральная «Globe» разразилась воинственной филиппикой против южного соседа: «Давно уже не секрет, что они полны решимости включить весь североамериканский континент в свой союз… Они знают, что Британия будет сопротивляться (вероятному захвату американцами Техаса. — И.К.), и они верят, что способны захватить Канаду в неизбежной за этим войне. Техас они себе уже обеспечили. Мексика будет следующей, а затем весь обширный континент Северной Америки будет принадлежать им… Война — ужасное зло, но часто необходимое, чтобы преподать миру урок мудрости, и никогда еще нация не нуждалась в уроке больше, чем Соединенные Штаты».

Лояльность к Британской империи перевешивала все перенесенные Верхней Канадой унижения: «Мы часто выражали наши взгляды на грубую несправедливость, оскорбления и обиды, нанесенные нашей провинции… но кто не сжимался от ужаса при мысли о распаде могучей Британской империи… Она — единственный щит человечности, убежище угнетенных. Уберите ее из мировой политической системы, и будет разрушен источник прогресса человечества».14

В середине десятилетия «Globe», только что начавшая издаваться в Торонто, спорила с лондонской «Times» о будущем Канады: «Народ Канады никогда не позволит себе «враждебности или ревности, или неуважения» к метрополии и никогда не станет «вульгарной республикой». Никто, кроме тори, не думает о таких вещах… У людей не может быть стимула делать это, если им только разрешено самим решать свои местные дела и если данные им конституционные гарантии не нарушены».15

К концу 1840-х годов, с созданием ответственного министерства, отношение канадских либералов к Британии стало еще теплее.

Даже новая волна аннексионизма, вызванная известиями о революциях в Европе и испугавшая колониальные власти, не нашла широкой поддержки.

Сообщая Элджину о революции во Франции, лорд Грей предупредил его о возможном «большом возбуждении среди франко-канадцев».16 В сентябре 1848 года тот же Грей так отвечал Элджину на его депешу об опасности, грозящей от Америки Канаде: «Это действительно очень важная проблема… Мы не должны останавливаться ни перед какими мерами, включая дополнительные расходы на безопасность Канады».17 Однако анализ публикаций в наиболее читаемых канадских газетах приводит нас к выводу, что движение за аннексию не имело серьезной поддержки.

«Великое большинство друзей британской связи [British connexion] начинают чувствовать тревогу из-за быстрого развития движения за аннексию, — писал в октябре 1849 года ироничный кингстонский «Daily British Whig». — Большинство этих джентльменов в рядах реформистов, и сейчас они так же заметны в своих признаниях в ультра-лояльности, как они были когда-то заметны в противоположной склонности. Таково замечательное изменение, случившееся в Канаде в последние полдюжины лет…

Причины нынешнего крика об аннексии — плохое правительство, не плохое правительство Империи, а плохое местное правительство»18

Еще через несколько дней газета вернулась к актуальной теме, противореча самой себе: «Мы аннексионисты; не потому, что мы любим институты Соединенных Штатов или не любим — Великобритании; но потому, что мы голодаем в стране изобилия, и потому, что в этой стране изобилия мы не видим ничего, кроме голода перед глазами уже на протяжении многих лет. Но голод не должен подтолкнуть нас к измене».19 На другой день редакционная статья гласила: «Никто в Канаде не хочет аннексии per se. Все, чего хотят люди, это жить и процветать так же, как люди по другую сторону 45 параллели. И Великобритания должна либо выполнить это их желание, либо разрешить канадцам сделать это самим».20

Таким образом, аннексия в 1849 году представлялась неким пугалом для метрополии; солидные люди не хотели доводить аннексионистское движение до серьезных последствий (очевидно, памятуя уроки 1837 года), но были не прочь погрозить им британским властям.

Против аннексии высказался и бывший лидер восстания в Верхней Канаде У.Л. Маккензи: «Если аннексия произойдет, не останется ни одного места на этом континенте, на котором рожденный в Соединенном Королевстве смог бы поставить носок своего ботинка и считать себя равным другим людям… в то время как бедный негр-раб, сбежавший от угнетения и от похитителя людей, не найдет себе убежища в этом мире».21

Что касается Нижней Канады, то, согласно выводам современного канадского исследователя проблемы, франко-канадские лидеры (в частности, Лафонтен и Картье) после поражения восстания «признали неизбежность британского господства и вернулись к старой концепции обмена франко-канадской лояльности на защиту Империей национальных особенностей» канадских французов.22 Во время дискуссии об аннексии, развернувшейся в 1849 году, один из лидеров Лиги Нижней Канады Томас Уилсон суммировал взгляды своих товарищей в письме к популярному аннексионисту Джону Редпату, опубликованном «Daily British Whig»: «Народ нашей страны не готов к аннексии… Позвольте мне… умолять Вас и многих других моих друзей, действующих заодно с Вами, отказаться от Вашего сегодняшнего курса. Все согласны с тем, что мы не можем оставаться в нашем нынешнем положении, и многие — с тем, что аннексия может стать необходимой, но только как последний шаг».23

Приходится согласиться с американским историком Р.С. Стюартом в том, что, «поскольку интерес провинции к аннексии основывался на страхе перед [экономическим] крахом, а не на идеологической идентификации с республикой на юге, он оказался недолговечным. Возвращение процветания и подписание договора о взаимодействии в 1854 г. убили поддержку провинцией аннексии».24

Таким образом, в то время как парламентская реформа в Великобритании обозначила путь мирной эволюции в развитии британской государственности, переход к ответственному правительству в Канаде привел к отказу либеральных национальных лидеров от требований независимости и аннексии.

С другой стороны, франко-канадцы, наиболее серьезная сила в антибританском движении 1830-х гг., перестали к концу 1840-х гг. рассматривать США как державу, способную поддержать их национальные устремления.

В политическом дискурсе Канады идея присоединения к США так никогда и не стала самой популярной. Франко-канадцы к 1840-м годам рассматривали Британскую империю как гаранта их особенного уклада в рамках англосаксонской общности и опасались ассимиляции в случае присоединения к США. Что касается Верхней Канады, то наиболее активные участники восстания 1837 г. были либо отправлены на каторгу в Тасманию, либо бежали в США. К концу же первого десятилетия после восстания сам У. Маккензи писал о недостатках американской республики; канадские газеты предпочитали критиковать не имперское правительство, а местные власти, Лондон же, напуганный как европейскими революциями, так и стремительно растущей мощью США, готов был на значительные уступки. Все это, вместе взятое, логично привело к установлению в Канаде системы ответственного министерства.

В целом рассмотренный период 1830—1840-х гг. представляется нам критическим в процессе становления самосознания канадцев. Неудача восстаний конца 1830-х гг. и крах движения за аннексию в конце 1840-х означали конец радикального проекта объединения североамериканского континента. Смягчение британской колониальной политики, а особенно введение ответственного министерства, устранило главные политические причины недовольства метрополией. В те же годы в Соединенных Штатах все сильнее разворачивались дебаты по вопросу о рабстве, а тон в общественном мнении задавали радикальные экспансионисты из группы «Молодая Америка». Все это значительно снизило привлекательность Соединенных Штатов не только в качестве «новой родины», но и как образца политического устройства. В результате этих процессов в общественном мнении канадцев (как англо-канадцев, так и франкогово- рящих жителей Нижней Канады) стали складываться представления об особенной судьбе канадской нации, отличной как от британской, так и от американской. Используемые канадской прессой апелляции к аннексионизму в этот период представляли собой не более чем риторический прием, рассчитанный на то, что власти Великобритании лучше услышат требования и заботы жителей своей заатлантической колонии. Именно об этом писал в разгар аннексионистской кампании кингстонский «Daily British Whig»: «Важнейшая выгода, которую мы извлечем из возбуждения по вопросу об аннексии, состоит в настоящем внимании, которое Канада теперь получит от имперского правительства и народа Британии… Канада станет теперь известна британскому народу, поскольку существует вероятность, что она будет потеряна для британской короны».25

После отмены Великобританией ненавидимых канадцами «кукурузных законов» и последовавшего спада аннексионистской кампании Канада никогда больше не рассматривалась всерьез как объект аннексии Соединенными Штатами. Ответственное правительство и самоуправление предоставило возможность для жителей Верхней и Нижней Канад начать долгое дело национального строительства.

Автор выражает признательность Посольству Канады в Российской Федерации и Международному совету по исследованиям Канады (Оттава), поддержавшим данное исследование грантом. Вся ответственность за высказанные в статье утверждения и точность приведенных фактов лежит на авторе.

• 1
  Грей— Элджину. 27 июля 1848 г. (частное). National Archives of Canada. Elgin Papers. Microfilmed for the Public Archives of Canada by the National Library of Scotland, Edinburgh. Roll A-396.
• 2
  Тишков B.A. Освободительное движение в колониальной Канаде. М., 1978.
• 3
  См.: Greer Allan. 1837—38: Rebellion Reconsidered // Reappraisals in Canadian History: Pre-Confederation. 2nd edition. Scarboro, 1996. P. 390—404. From: Canadian Historical Review. 1995. Vol. 76. № 1. March. P. 1-18.
• 4
  Harris M. The Meaning of Patriot: The Canadian Rebellion and American Republicanism, 1837—1839// The Michigan Historical Review. 1997. Vol. 23. No.l. Spring. P. 46.
• 5
  Harvey L.-G. Importing the Revolution: The Image of America in French-Canadian Political Discourse, 1805—1837: Ph. D. thesis. University of Ottawa, 1989. P. II.
• 6
  The Selected Writings of William Lion Mackenzie. 1824—1837 / Ed. by Margaret Fairley. Toronto, 1960. P. 258—259.
• 7
  А. С. Дирборн — Д. Уэбстеру. 19 февраля 1830 г. // Papers of Daniel Webster: Correspondence. Vol. 3. Hanover (N.H.), 1978. P. 17-18.
• 8
  Выступление Д.Уэбстера на конвенте вигов в Вэлли-Фордж, 3 октября 1844 г. // Works of Daniel Webster. Boston, 1854. Vol. 2. P. 292. Этот же довод приводил Уэбстер и полгода спустя. См.: Tyler L. G. The Letters and Times of the Tylers. Williamsburg, 1896. Vol. 3. P. 152-153.
• 9
  См.: Harris M. The Meaning of Patriot… P. 33—69.
• 10
  См.: Ibid. P. 55-56.
• 11
  The Selected Writings of William Lion Mackenzie. 1824—1837. P. 291-292.
• 12
  См. подробнее: Курилла И.И. «Войти в круг великих держав…»: Дэниел Уэбстер и внешняя политика США в середине XIX века. Волгоград, 1997. С. 50—61.
• 13
  Цит. по: Тишков В.А. Освободительное движение в колониальной Канаде. С. 318.
• 14
  The Globe. February 18. 1845.
• 15
  Ibid. December 10. 1844.
• 16
  Грей — Элджину. 22 марта 1848 г. National Archives of Canada. Papers of Lord Elgin. Roll A-397.
• 17
  Грей — Элджину. 27 сентября 1848 г. (частное). National Archives of Canada. Papers of Lord Elgin. Roll A-396.
• 18
  Daily British Whig. October 18. 1849.
• 19
  Ibid. October 23. 1849.
• 20
  Ibid. October 24. 1849.
• 21
  Ibid. December 4. 1849.
• 22
  Harvey L.-G. Importing the Revolution: The Image of America in French-Canadian Political Discourse, 1805—1837. P. 477—478.
• 23
  Daily British Whig. November 21. 1849.
• 24
  Stuart R.C. United States Expansionism and British North America, 1775-1871. Chapel Hill, 1988. P. 147.
• 25
  Daily British Whig. October 24. 1849.